Олег Кухарев. Случайные записки нехорошего человека
«По душам только в пивной»
И. Бродский.
«Мы вспоминаем не то, что было, а то, что однажды вспомнили»
А. А. Ахматова
Позвонил Ю. Я. Светлакову с просьбой найти оператора, с которым можно было бы снять фильм о театре.
– Так я сам и сниму, – обрадовал он.
Через месяц показали материал в клубе « Документального кино». О фильме не вспомнили даже в юбилейные дни театра.
А лучше-то никто не снимал.
Закадровый текст, не вошедший в фильм: «У С.Моэма есть наблюдение – «личность актёра состоит из тех ролей, которые он сыграл».
Через персонажей пьес мы оказываемся сопричастниками области чувств нам неведомых. Мир другого человека может уничтожить тебя, нарушить твою единичность. Вот почему Церковь считает актёрство духовно опасным делом.
Когда я узнавал в храме о таинстве пострижения в великую схиму для спектакля «Борис Годунов», меня крепко предупредили, чтобы мы случайно не произнесли над актёром молитву и не произвели некоторых действий. Это может разрушить его жизнь.
Православие проповедует идеал жизни человека, который выражается понятием «целомудрие», это не просто образ сексуального поведения. Это цельность мудрости, цельность человека.
Псково-Печерский старец Иоанн Крестьянкин как-то выговаривал прихожанке: «Твой грех в том, что есть пять разных Татьян; та, которую знаю я, та, которую знаешь ты, та, которую знают друзья, которую знают на работе и которую знает Бог. А должна быть только одна Татьяна». Не искусственное ли это усечение человеческой личности батюшкой?
Нет!
Любой священник скажет вам, что надо быть самим собой, жить из себя, а не играть социальную роль. И через это восходить на уровень, где игра исчезает.
В актёре, стремящемся к воцерковлению, просыпается потребность подлинности, ему становится скучно в рамках вторичности.
Если цель человека в бытии собой, то цель актёра в бытии другим, оставаясь собой. Ибо это бытие другим и есть его актёрская возможность быть собой.
Но судьба и профессия – разные вещи.
Какой я? Кто б рассказал.
**********
Мир театра замкнут, и вся литература об актёрах носит анекдотичный характер – воспоминания о разных случаях.
А что делать, если это единственное, что есть конкретного в нашем ремесле?
…Левашёв К.К., сыгравший Ленина, не мог перестроиться и всю жизнь изображал вождя даже тогда, когда играл Белого Мыша в сказке «Все мыши любят сыр».
Однажды я пошутил на эту тему, и мы разошлись. Я уехал в Ереван. Лет через пять заглянул в Кемеровский театр уже заморским гостем. Мне хотелось обнять его – он был моим другом, я любил его, но не научен был в те глупые годы смирять гордыню. И тогда он подошёл и извинился за прошлое, взяв вину на себя.
Через много лет подобное произошло между мной и Б. И. Мостовым. Я был несдержан и жёстко ответил Борису Ивановичу. Недели через две он зашёл в мою гримуборную и потребовал, чтоб я извинился. «Считаю тебя своим другом, а другу можно сказать всё, особенно если он не прав».
А совсем недавно ещё один подобный случай срифмовался: «…с кем угодно, но с вами не хочу быть в ссоре».
Блаженны миротворцы, ибо сынами Божьими нарекутся.
А я до сих пор не готов к такому преодолению обиды.
«Вы, Олег Сергеевич, человек нехороший, но я всё-таки буду с вами здороваться». Легкомысленно было бы не согласиться – кто не грешен? Я смиренно принял оценку себя другим и крепко с благодарностью задумался, ведь «хорошо зная свои пороки, легко находишь их в других».
Сегодня театр возвращается к тому девственному времени, когда одной из радостей было собрать всей деревней денег для толкового мужика и послать его мир поглазеть, а потом зимними вечерами слушать его рассказы. Нет ничего худого в этом, как и ничего хорошего, оставаясь только соглядатаем.
Театр не обязан быть седьмым чудом света, но должен хотя бы пытаться раскрывать человеку замысел Божий о нём самом, а не только ублажать мимолётными образами наслаждения и быть добавкой к пиву.
Савкин Е.Т. был незамысловатым человеком, но никому в голову не пришло бы похлопать его по плечу. Все называли его нежно Батей. Играть на сцене было для него радостью. В этом он был похож на Жана Маре, который как-то после интервью добавил журналисту: «Пойду, побалуюсь», – и шёл играть короля Лира.
Казалось, он знал в профессии не только секреты, но и тайны, и когда он умер, чувствовалось не только событие, но и горе.
Чувство, которое связывало Евгения Терентьевича с театром, было спокойным и неброским. Его любовь выражалась не в страстных объяснениях, а в том, что свою работу, чаще однообразную, он не прерывал никогда. Его любовь сказывалась даже в том, как бережно он относился к реквизиту, к костюму, подшитым страничкам роли.
С ним было по-домашнему хорошо. Последние пять лет мы жили в одном доме, в одном подъезде и почти каждый день играли в шахматы. Он играл лучше, но победить его при желании было легко и порой даже необходимо. Делал я это так: из книжки «Шахматные ловушки» заучивал несколько угрожающих терминов вроде защита Грюнфельда, феонкеттированные слоны… Победоносно звонил в дверь. Он как всегда встречал меня дружественным: «Челодой Молавек, прошу», я сосредоточенный проходил в комнату, заговорщически молча поправлял фигуры, молниеносно делал первые 7-8 ходов, проговаривая « невзначай» заученные умные слова, выдерживал паузу и по-Талевски подставлял под удар ферзя. Батя начинал нервничать, он знал, что дома у меня лежат «Шахматные ловушки». Брать ферзя было опасно. Я вставал, ходил, отвлекался на ТВ, демонстрируя бесполезность его сопротивления, он не выдерживал и сдавался или делал непростительно слабый ход. Это была известная ему моя уловка, но он не мог совладать с собой и всегда попадался на неё.
В далёкие времена, когда игра называлась Шатранж, утверждают, что проигравшего оправдывали, если он в гневе покалечит «обидчика» после партии. Я готов поверить. Батя отходил дня три, после чего вновь разделывал меня как кошка мышку, затем шла моя уловка и снова три дня обиды. «Что пройдёт, то будет мило».
Балакин Станислав Клавдиевич – неоспоримо талантливый, некарьерный артист. Внятный мужской тип, при росте два аршина три вершка.
Он был «слаб» порядочностью, что опасно в театре во все времена. Человек большого горького опыта. Он был самым дисциплинированным актёром по отношению к своему ремеслу, к театру. Однажды он опоздал на репетицию и получил выговор. Прошёл год. Встречаю его на остановке, и он, не примирившийся с тем выговором, сказал: «Тогда я также сидел здесь и не мог шагу ступить из-за прихватившего сердечного приступа». Он не сомневался, что я понимаю, о чём он говорит.
Рядом с ним было интересно жить. Он привлекал меня неучастием и незаинтересованностью к мирской и многогрешной закулисной суете. Его нельзя было поставить в один ряд!!! Он не стал победителем, но умер как человек просветлённый благочестием.
У Т.Е. Кораблёвой «вылетел» текст, спектакль доиграли, но больше на сцену она не вышла. И ни разу до конца жизни не переступила порога театра и не пустила к себе никого в гости. Периферия увеличивает судьбу, ответственность за свой талант. Слава Богу, что ей не удалось встретиться с сегодняшними режиссёрами наезжающими, для которых постановка спектакля в нашем театре – кара Господня, они даже обусловливают в договоре раз в месяц перерыв в репетициях, чтоб слетать в Москву – отдышаться.
Вопрос помрежа западного театра: «Есть у кого-нибудь причины, по которым нельзя начать репетицию?» В русском театре только смерть может быть уважительной причиной невыхода актёра на сцену.
Актёры в России считали свою работу святой. Они обожествляли её. Но уже Станиславский кричал: «Беда!», видя, как разрушается построенный им Храм, так он называл Театр. Сегодня это комбинат бытовых услуг оптом и в розницу.
Как сохранить основание для выхода к зрителям?
Государство не помощник. Сейчас мы имеем страну, в которой старикам отказано в праве посидеть на скамеечке, просто так, ничего не делая, но любуясь и радуясь, глядя на внуков.
Утеряна сила. Не на что опереться.
Байка, которую рассказывают во всех театрах. Актёр (у него всегда есть имя) иногда приходил в театр со своей собачкой. Она сидела в кулисах и никогда и никому не мешала. После окончания спектакля, когда артисты начинали говорить своими голосами, она с радостью выбегала на сцену к хозяину. Но однажды чутьё пёсика подвело – он выскочил на сцену при полном зрительном зале. Просто в труппе появился хороший артист.
Если актёр на своём месте – это радость: тяжело видеть стареющую актёрку в роли осьмнадцатилетней девушки или подагрического героя-любовника. Это я о себе в «Горе от ума».
Давно актёры не клеят носы, уши, не засовывают в нос пробки. Комплимент «я тебя не узнал» в прошлом. И сегодня актёры играют кого-то или что-то. Не себя, конечно, но от самого себя. Тут, кроме умения взять на себя чужую жизнь, ещё нужна особая техника игры, мне, например, неведомая – на медные деньги учён…
Драматург-режиссёр-актёр – тайна триединства. Общее дыхание, а не случайная связь с привкусом поспешной интимности.
У Кромвеля: «Никогда человек не продвигается дальше, чем тогда, когда он не знает, куда идёт, что и есть творчество». Сегодня в театре эксперимент невозможен – ближние перспективы в цене.
Достоинство актрисы – пышная грудь и основательный зад, ладно распределённые по фигуре. Для образа наименьшего зла достаточно.
А лёгкость снегопада, летние дожди, радуги и тучи? – это за оградой монастырей.
Актёр – высшая форма сосредоточенности на себе самом. Твой внутренний мир и есть твой инструмент. Артист ведь не играет самый текст, он играет «по тексту» или «в текст», и через это не проговорённое происходит развоплощение себя через профессию.
Театр – небольшая группа актёров и их режиссёр, художественные идеи которого эти актёры разделяют – это прошло. Не однажды купившись, мы продолжаем прислушиваться к режиссёру, шальным ветром занесённому, как к дудочке крысолова.
Лишь недавно я научился сдерживать искушение: слагать жизнь к ногам режиссёров.
День готовишься к спектаклю, выходишь на сцену и – ничего. А иногда прибежишь к третьему звонку, по костюму определив какой спектакль играем – и всё случается.
В Вахтанговской студии М. Чехов всегда опаздывал, и К. С. Станиславский распорядился: «Обязать его приходить за три часа, как всех». Чехов стал приходить за три часа. Станиславский посмотрел несколько спектаклей и повесил новый приказ «Всем приходить за три часа, кроме М.Чехова».
Лет тридцать назад. Мастерская художника Бачинина. Он только что вернулся с пленера и дорабатывал этюд. На моих глазах из пятен краски возникал пейзаж. Я как-то про себя, наблюдая за ним, пробубнил: «Не понимаю, как это происходит? Он оживился, даже заволновался: «… как хорошо, что ты меня об этом спросил – это я тебе объясню, это просто, лучше ты мне растолкуй, как вы актёры, надевая чужой костюм, говоря не свои слова, присваивая чужие чувства, принуждаете меня верить вам – непостижимо!».
А если он имел в виду дерзость?
Раньше река Волга называлась Ра. Поперёк к ней текла небольшая речушка, упёрлась в неё и требует уступить дорогу, на что Волга говорит: «Разве ты не знаешь, что я Ра?» «Я сама Ра», – отвечает речка.
Так нам, детям, объясняли этимологию названия реки Самара, что впадает в Волгу.
Наши претензии на творчество выглядят чаще всего так же наивно, как амбиции речушки Самары! Мы лишь удваиваем реальность.
Раньше за неубедительную игру артиста могли выпороть на площади. А в царской армии офицеры наказывались принудительным посещением плохих спектаклей. Тухлые яйца, гнилые помидоры – не байки. И не надо было деликатничать и ломать перья рецензентам, как из г… сделать пулю
Театральный автобус упал с деревенского моста в реку. Спасались, кто как мог. Течение приличное. Пожилой актёр выбрался на берег. Его жена вместе с несколькими другими ждала помощи, ухватившись за крышу автобуса. Ребята монтировщики как могли помогали выбраться из воды. Сильно замёрзнув, теряя силы, она крикнула мужу: «Коля, помоги!» А он ей с берега: «Как? Я сам еле выбрался, ты же знаешь, я не умею плавать».
Она ушла от него в тот же день, хотя прожили вместе всю жизнь.
Я – артист вспомогательного состава Канского драматического театра. 1970 год. Мои первые сельские летние гастроли. Живём в «Доме Колхозника», вода и удобства на улице. Договорились о бане. Заодно и постирались. Сменного белья нет, и я решаюсь добежать до гостиницы, закутавшись в простыню. На мне длинные волосы – время хиппи, щетина уже укоренившаяся. Навстречу две бабушки, смотрят на меня в безумии, крестятся, валятся наземь: «Господи!»
Через 15 минут вся деревня у «Дома Колхозника» на коленях. Мои коллеги в это время стригут, бреют, одевают меня.
Только через час, не найдя в номерах никого похожего на «Спасителя», всё успокаивается.
Играли спектакль «Комиссар милиции» для политзаключённых в лагере-поселении в Красноярском крае. Обсуждение. Поднимается невыразительный человек и как-то робко, будто объясняясь в любви, неторопливо доказывает, что у нас нет мотивации к существованию. Им был известный режиссёр из Москвы.
Куда засунуть это воспоминание? Стыдно. Какое забытое слово.
Сельские гастроли актёры ждали ещё и потому, что можно было приобрести хорошую литературу, причём разными путями: в магазине «Книги», например, покупали идеологическую макулатуру и обменивали её в библиотеке на что хочешь – выгодная сделка для обеих сторон: «Швейка» Гашека, например, я нигде не купил бы, тем более если книга выпущена 10 лет назад, а для библиотек давность издания – повод к списанию, даже если за эти годы её никто в руки не взял и она совершенно новёхонька. Библиотекари понимали свою неправедность, но ЧИТАЮЩИЕ для них выше циркуляров. Они – их смысл, даже если это не свои деревенские.
Книги М. А. Булгакова, А. И. Солженицына, Шевцова «Любовь и ненависть», томик Сталина… вытащил из кучи, приготовленной к сожжению, спасибо им. Они и подсказывали, многим рискуя.
Лет 8–10 назад книги о. Александра Меня, о. А. Шмемана , о. Сергия Булгакова.. сжигались на паперти Екатеринбургской епархии, кого ни спрошу – никто не слышал, не читал.
«Братство Маленького Принца».
В N. . . отыграли спектакль в доме у больной девочки-олигофрена. Подхожу к машине, шофёр молится в сторону девочки, плачет. А та с крыльца машет нам.
– Володя, что такое? – спрашиваю.
– Господь прощается с нами.
– ???
– А кто ещё? Ведь она не понимает, кто вы и зачем приезжали, я знаю её – она моя родственница.
Надежда на помощь «Братству Маленького Принца», что была главным мотивом опубликования актёрских записок в № 5 «Огней Кузбасса» 2008 г., была определена моим другом как учебное пособие для сотрудников психбольниц и их пациентов. В том смысле, что моя задержавшаяся наивность – клиника.
Но как же важно не унывать!
Через год директор нашего театра Разуков А. А. передаёт сиротам Елыкаевского монастыря костюмы , реквизит, парики, декорации для их Рождественского спектакля и договаривается с матушкой Михаилой о дальнейшем сотрудничестве. Серьёзную сумму жертвует Апарин С. Н. – руководитель « Стройдорэкспорта» на поддержание «Братства». Слава Богу!
Астров (« Дядя Ваня»): «Когда начинаешь делать дело, понимаешь, как много вокруг плохих людей», впрочем, другой чеховский доктор Рагин из « Палаты № 6» уравновесил ситуацию: «Не надо мешать людям сходить с ума».
До встречи на страшном суде.
Артист М. Макушкин был крепкого сложения, и это противоречие с фамилией вызывало улыбку. И он решил сократить её до окончания – Кин.
«Миша, – говорили ему, – Эдмунд Кин – великий английский трагик, а ты всемирно неизвестный комик, смирись с тем, что есть».
Смирился наполовину. Теперь он МАКУШ.
Пропал молодой артист. Искали даже на крыше театра. Нашли в психушке. Я навестил его, и вот, что он рассказал. Заканчивался спектакль «Мария Стюарт» дли- нннн- ый, ск-ууу- чный, он играл стражника с алебардой, а что ещё более усугубляло самолюбие – все выходы на сцену из ямы (пространство под сценой). И они с товарищем по несчастью решили притупить актёрские амбиции алкоголем. Финал. Поклоны. Он резко переодевается и, чтоб не быть замеченным в нарушении этики, выскакивает из театра. Утром, посмотрев на себя в зеркало, упал в обморок. Он забыл после спектакля снять парик и отклеить усы с бородой!
1978 г. Пермь. На выезде играем «Даму невидимку». В антракте полная перестановка за закрытым занавесом. Три звонка – поехали во второе действие! Минута, две, пять… за кулисами паника – зал никак не реагирует, а эпизод самый смешной, события происходят в темноте со свечами: для комедии положения лучше не придумать. Доигрываем сцену, включаем свет.
О! Господи! – забыли открыть занавес.
1971 год. Новосибирское театральное училище.
Моего товарища забирают в красную армию. Мне повезло – отсрочка. Но он – мой партнёр по всем этюдам, пирушкам, приключениям. Верный друг. Расстаться? Немыслимо. Решение находим у моих любимых Я. Гашека «Приключения Швейка» и Т. Мана «Признание авантюриста Феликса Круля».
За неделю до медкомиссии Юра не делает резких движений, живот вспух, на лице нужная бледность, туалет обходит – крепится.
Осторожно везу его в военкомат. Там его раздевают до гола и, прикрывшись историей болезни, начинается дефиле от врача к врачу. Юра по нашему сценарию входит к военкому, присаживается в углу кабинета и прорывается недельной кучей, затем вставляет в зад… заготовленный хвост селёдки, бегает по военкомату с воплем: «Я – РУСАЛКА!».
Мы победили – статья «8 Б».
Долго веселились, пересказывая пережитое.
Вызывает Юру директор училища и объявляет, что он отчислен по состоянию здоровья: «8 Б» – это шизофрения.
Мы к военкому, так и так, мы будущие артисты, вера в предлагаемые обстоятельства, жизнь человеческого духа, а он как хватит по столу кулаком-окороком: «… да я вас, сучьи потроха, под трибунал».
Через несколько лет у Юры открылся талант художника-живописца, а за портрет матери он был даже отмечен. Я на правах старого друга, стараясь не обидеть его художественных принципов, спрашиваю, а почему у неё лицо оранжевое, а деревья синие?
Он оказался дальтоником, а для армии это ещё хуже шизофрении.
1977 год. Пермь.
Сказка « О мёртвой царевне и семи богатырях».
Сцена сватовства.
Один: «Помири нас как-нибудь»,
Другой: «Одному женою будь»,
Третий: «Прочим ласковой сестрою»,
Четвёртый: «Что ж качаешь головою?»
На одном из спектаклей третий богатырь оговорился: «Прочим – ласковой сестрИЦЕЙ».
Четвёртый в рифму: «Что ж качаешь головИЦЕЙ?»
Богатыри вместе с царевной уползли за кулисы в судорогах смеха.
Опустили занавес.
Шел спектакль «Чайка». Над сценой на рабочих мостках сидел старенький монтировщик по прозвищу Дедуня, ножки в валенках вниз свесил, на перильца облокотился, дремлет себе. И вот – финал. Как и положено за кулисами. Раздается выстрел – стреляется Треплев, все вздрагивают. Аркадина спрашивает: «Что это?» Доктор отвечает: «Ничего. Это, должно быть, в моей походной аптечке что-нибудь лопнуло».
И тут на сцену со смачным шлепком падает валенок. Зрительный зал взрывается смехом. Финал явно смазан, однако спектакль надо как-то доигрывать. Тогда доктор, обращаясь к Тригорину, говорит:
– Уведите отсюда Ирину Николаевну. После неудачной попытки застрелиться Константин Гаврилыч, кажется, повесился.
Ереванский русский театр славен не только тем, что там работали Джигарханян и Гомиашвили (и мы с Людой). Там случилось событие, достойное Книги Рекордов Гинесса. После первого действия спектакля «Мамаша Кураш и ее дети» в зрительном зале не задержалось ни одного человека.
В 1969 году закончил школу, а 1970-м поступил во вспомогательный состав Каннского театра – пространство удивления.
Милиционер – моя первая роль. Срочный ввод. Я должен был выйти на сцену, получить приказ, сказать «Есть!», развернуться и уйти.
Я был девственно-необразован, в армии не служил, в самодеятельности не участвовал, потому каждый дружески поддерживал советом: военные поворачиваются через правое плечо, не вставай к зрителям спиной, не мордикулируй, в смысле не хлопочи лицом, поддерживай живое общение, т.е. петелька-крючок – ты мне – я тебе.
Потом, когда отмечали премьеру, с каждой рюмкой добавлялась масса подробностей: я будто бы незапланированно постучал в дверь, на недоумённый, но логичный вопрос «Кто там?» ответил: «Это я!», войдя, как отсиженная нога, снял фуражку, извинился за беспокойство, получив приказ, повернулся через левое плечо, потом исправился и развернулся через правое, запутавшись, ушёл со сцены в кулису пятясь спиной, со словами: «Пожалуйста, конечно, я передам вашу просьбу».
Второй выход оказался последним в тот вечер. Артист, игравший комиссара милиции, увидев меня, прыснул от смеха, обыграв лежащую на столе газету «Правда» словами « Умеют коммунисты пошутить!», тыча пальцем в заголовок статьи. Я, чтоб поддержать живой диалог, как учили, подошёл, прочёл, но он не показался мне смешным, что я и выразил ему взглядом, на что комиссар разоржался артикуляцией «у й д и» и рухнул под стол. Я по системе «петелька – крючок» решил выяснить, «могу ли я быть ему чем-то полезным», на что он уже не смеялся, но дёргался и всхлипывал. Но когда он увидел мои сапоги, надетые на разные ноги, его охватило удушье.
В антракте на моё имя пришла записка от зрителя «Для вас накрыт стол». И действительно всё, что имелось в буфете, кем-то оплаченное, было выставлено на столы.
Мне самому, отработавшему сорок лет в театре, трудно поверить в случившееся, но это было!
1979 г. Кемерово. Спектакль «Святой и грешный». По ходу действия грузчики вносили на сцену мебель, их играли монтировщики – это самые не задерживающиеся, свободные люди в театре. Новеньким заново растолковывали, как вынести, куда поставить. Чтоб они не зажимались, им в этих обстоятельствах предложили быть в знакомом состоянии – чуть-чуть выпившими «будто бы». Ребята, чтоб не искушать судьбу, для подлинности выпили. Потом добавили в тротиловом эквиваленте. К выходу были никакими. Шкаф они несли аккуратно, но всё равно уронили, в зале смешок, когда уронили во второй раз – зрители смеялись. Почувствовав успех, уронили шкаф уже специально. Сцена шла минут десять, всё это время они общались друг с другом, обсуждая происходящее, флиртовали с героиней, «незаметно» выпивали принесённое с собой, предлагая другим присоединиться.
Были предприняты жёсткие попытки увести их за кулисы. Это их остепенило, и они всеми силами начали изображать трезвых.
Продолжать было бесполезно, в зале стоял истеричный хохот.
На другой день – профком: «Вот ты, что скажешь?» «Товарищи, соболезную, слов нет – одни буквы!»
Простили.
Уж не знаю, насколько истинно приписываемое академику Павлову высказывание: «Три непознаваемые особи на земле – обезьяна, идиот, актёр», – отсюда, видимо, и шутка – идиотом и актёром надо родиться.
28 апр. 2009 г.
Вчера по телефону актёр нашего театра, не очень занятый в репертуаре, спросил:
– Почему висит фото Б. Н. Соловьёва в мемориальном зале?
– Он умер, – ответил я, – уже как год.
– Понятно, значит, его больше нет, понятно, учтём. У него с головой что-то было?
– Нет.
– Нет? Странно… Понятно.
– Потанина уехала.
– Кто? ах, да, да… Понятно. Ну, а так всё нормально?
Прошёл год, как упал герб Кузбасса во время Губернаторского приёма на сцене нашего театра. «Запах» до сих пор стоит.
Артист Z «высоко ползал» (был доверительно допущен). Как-то сказал о другом: «Подхалим», при этом был страстен и убедителен.
В словаре психоанализа Ч. Райкрофта можно прочесть о болезнях, при которых совесть, честь и многое другое отсутствуют у людей.
Два бомжа неопределимого возраста, мужчина и женщина, роются в мусорных баках. Он вытаскивает арбуз, кончиками пальцев скорябывает остатки розовой мякоти и на ладони эту влажную массу предлагает своей подруге, она благодарная схлюпывает её. А попавшую в рот косточку зажимает между пальцами и «стреляет» в него.
Таких счастливых людей я не встречал очень-очень давно.
Прямая трансляция ТВ с какого-то торжественного заседания, в зале всё правительство, на сцену приглашают О. Н. Ефремова, он явно не готов. Долго молчал, разглядывая сидящих, а потом сказал примерно следующее: «Вы все воспитаны на спектаклях «Современника» (аплодисменты), но видимо мы что-то не так делали или плохо делали, если вы довели государство до теперешнего состояния».
Н. Гундарева напрягла откровенностью, признавшись в интервью, что не любит играть большие роли, потому что они отнимают слишком много сил и требуют ещё больших на восстановление. Очень скоро она умерла.
В 90-е годы в Алма-Ате подписали сказочно-выгодный государственный договор с иностранной фирмой. На банкете по сему случаю её глава сказал: «Когда я увидел, какой вольер выстроен в центре города для собак, я понял, что с этой властью можно иметь дело».
Место действительно было идеальным для подготовки собак к выставкам, но их гнали оттуда вместе
с хозяевами нещадно, потому что это была детская площадка, куда и детей-то не всех пускали. Чтоб избежать казуса, вывеску той же ночью поменяли в соответствии с международными требованиями.
27 июня 2009 г.
…«хромой останется хромым, даже если первым прибежит к финишу», так и я, сколько бы раз не произносил заимствованную из спектакля «Пигмалион» фразу Хиггинса: «Что такое жизнь, как не цепь вдохновенных безрассудств?», – останусь в берегах скучного благоразумия.
«На такие деньги не разговоришься», – говорит мой другой персонаж.
Завидую тем, кто может вот так остроумно высказаться.
«Фантазия, она у меня чуть живее, чем у всех, этим и отличаюсь», – заметил Л.Н. Толстой, – это моя радость
и несчастье.
Режиссёры не любят выглядеть дураками перед актёрами и мстят им за находчивость:
– Опустите глаза.
– Отдельно не получается, можно вместе с головой? – ответ, после которого гарантированно не попадёшь в
арантированно уститьмногословность была органична следующее распределение ролей.
70-е годы. Готовился бенефис хорошей актрисы, мне предложили прочесть что-нибудь
с юмором, а я как раз восстанавливал по памяти лёгкий стишок, слышанный по радио.
В торжественный день прочёл. Шутка не прошла.
Уходил со сцены, понимая, что сейчас будут бить. Актриса навсегда затаилась против меня.
Вот тот опус.
Мечтать о вас, бродить за вами,
Писать вам письма столько лет,
Встречать вас нежными словами,
Внезапно доставать билет,
Чтоб ехать к вам,
Чтоб только рядом побыть вдвоём
В который раз, в который раз
Влюблённым взглядом
Глядеть в безмолвии на вас;
Улыбкой, танцем, песней, шуткой
Добиться в вас любви своей;
Назначить день женитьбы скорой,
Созвать на шумный пир друзей,
Разлить вино по звонким чашам,
Упрямо стать супругом вашим.
Узнать вас ближе… ужаснуться.
Уйти. И больше не вернуться!
Писателя и журналиста А. Т. Аверченко однажды вызвали в какое-то придворное учреждение и сообщили, что царь не прочь пригласить его к себе во дворец, – августейшему семейству «благоугодно было» послушать смешные рассказы юмориста. Аркадий Тимофеевич сказался больным и отказался: он понял, что пойти развлекать царя – значит поставить крест на своей репутации журналиста и писателя. Что же это за понятие чести было у людей до 17 года?
Сегодня, пригласи нашего брата, – приползём на коленях.
Мошки – ждём кормёжки пожирнее.
80-е годы. Прокопьевск. Гастроли. Спектакль «18 верблюд».
За часа два до начала к нам в номер гостиницы тарабанит в лоскуты пьяный актёр Л.
– Алежка, выручай – 150, и я на ногах – иначе сдохнет верблюд.
Я верю: мало ли на кого как действует алкоголь.
Через пару минут принёс ему из ресторана спасительную влагу и уже после первого его глотка понял, что начались проблемы: водка «не пошла», но он впихнул её в себя и… отключился.
На нас с Людой напал нервный смех от безвыходности. До спектакля оставалось часа полтора. Ехать на трамвае нельзя – остановка напротив окон гостиницы. Я вывел его через чёрный ход. Обогнув стадион, частным сектором приволок тело, сопротивляющееся и философствующее, в театр, разложил в гримуборной и скорее к тёте Тоне – парикмахеру: она из бывших употреблявших, но последние лет 10 в шифровке.
Нашатырь, разбавленный водой не проглатывался, от напряжения он даже забывал дышать. Тётя Тоня доходчиво втолковала, что будет, если он не протрезвеет, а за лекарство ручается – проверено.
Вторую порцию он выпил добровольно, но она была лишней – пена пошла даже из ушей.
Начался спектакль, он кивал головой и молчал, играя профессора, немногословность была органична.
Партнёры, чтобы действие как-то продвигалось, спрашивали его:
– Вы наверное хотите сказать… то-то и то-то?
– Вы думаете что?…
Он на всё отвечал « Да!» И это было убедительно – артистом он был хорошим.
Одну мизансцену отменить было нельзя – героиня должна была запрыгнуть ему на руки, что и сделала.
Он с немыслимым усилием поймал её, но уже не мог отпустить. Вызволять артистку вышли, вопреки сценической логике, почти все персонажи. Доиграли на нервах.
Через пару дней в рецензии на спектакль ругали всех.
Кроме него.
В 80-е годы гастроли в г. Кирове открывали «Тихим Доном», у н. а. РСФСР Б. Н. Сурова один, но яркий эпизод в нём.
В тот день он приболел. Его решили поберечь и вымарали, т. е. сцена не игралась, но «Кировская правда» пропечатала, как глубоко он прожил, воплотил, передал…
В конце 70-х в Перми голод и, как издёвка, двухэтажный гастроном. К открытию выстраивались тысячные очереди, а мясной отдел естественно на втором этаже. В 9 часов он открывался и народ, теряя облик, нёсся к суповым наборам, ливерной колбасе… через два часа сметались даже поросячьи хвостики. Вопрос у всех был один – а где мясо?
Сельские гастроли в те времена были послаблением: парное молоко, сметана, с утра в лес за грибами, ягодами или с ночи на рыбалку. Места сказочные – Урал.
– Хозяюшка, ведро картошки сколько? 5 рублей? Так ведь это дороже чем в городе!
Через неделю в другой деревне, что в ста километрах:
– Хозяин, картошка есть?
– С утра была.
– Нам пару килограммов.
– Заходите, берите сколько надо.
– ???
Историю эту любят рассказывать приезжим, может быть поэтому для зачина и предлагают сколько унесёшь. Вот она:
Послали как-то по разнарядке в Москву на ВДНХ местного дурачка – единственного на всю деревню трезвого. В одном из павильонов он удивился в три кулака картошке и понял, что земляки ему не поверят. Для наглядности украл несколько штук. А через 5–7 лет деревня на выставочной картошке поднялась.
«А что, трудно приехать из той деревни, где «по пять», набрать ведро бесплатно и посадить?» – скажете вы. И я полюбопытствовал. В ответ пожали плечами, мол, неразрешимые вопросы задаёшь, старик. Русская душа – потёмки.
На выезде играем «Недоросля». После первой картины со сцены в гримуборную приходит Саша Измайлов, делится впечатлением:
– В первом ряду сидит толстая дама, обливается потом и шёпотом, но на весь зал: «Ой, когда же это закончится!»
Репетиции сказки « Маленькая Баба-яга». Режиссёр – актрисам:
– Девушки-ведьмы, вы хоть на разные ноги хромайте и так все на одно лицо.
– Этой можно хоть сейчас открывать курсы по полётам на метле.
– Танец «Мухи – источник заразы», причём, все мухи беременные. Размахивать руками ещё не танец, включите мозги, ноги.
Слово «актёр» часто переводят, как «действующий». «Что я здесь делаю?» – нормальный вопрос
артиста к режиссёру в застольный период.
М. Захаров на этот вопрос, заданный со сцены, задумался и очень серьёзно ответил: «А действительно,
что вы там делаете?»
Больше актёр вопросов не задавал – был уволен.
Ещё один эпизод приписывают Захарову. Он уволил талантливого актёра с формулировкой: «Театр дороже».
После Новосибирского театрального училища по распределению поехал в Карагандинский театр, моим соседом по коммуналке стал девяностолетний ссыльный мхатовский актёр К. М. Рауш – барон Страйденберг. Разговоры с ним велись на кухне, где мы, два холостяка, варили себе похлёбку из фрикаделек . Он был учеником К. С. Станиславского. Я видел у него письма от К. С., расписывался в книге почтальона за корреспонденцию из Америки от Ирины Шаляпиной – дочери великого баса, видел два чемодана денег под кроватью, полученные им за переводы казахских пьес на русский язык, получал от него 5 копеек на глазные капли за 3 коп. и ответствовал за сдачу, имел право выбрать любую книгу из его библиотеки, а когда выбрал ничего незначащего для него и для меня американца Маршалла – он обнял меня и предложил пользоваться ею всегда.
Помню россыпь его оценок, например, «Ермолова не была красавицей, не имела голоса, фактуры, но вера в предлагаемые обстоятельства сделали её первой народной артисткой Советской Республики».
История от барона:
К.С. ставил пьесу об эмигрантах. Заласканным актёрам МХАТа не давались растерянность и отчаяние в эпизоде, в котором их персонажи оказывались на перроне вокзала незнакомой им страны и где их никто не встретил. Тогда Мастер сделал то, что его система не предполагала: актёров развёл по зрительному залу, выключил свет и заставил пробираться на сцену, открыв оркестровую яму, а вместо щитов положил узкую доску, соединявшую зрительный зал со сценой, что было опасно. Через полчаса включили свет. На сцене в оторопи стояли перепуганные актёры в психо-физическом самочувствии, необходимом их персонажам. И всё же одна актриса была не убедительна, тогда К.С. договаривается со всеми, кто был за кулисами: что бы он ни делал – не дать ей возможности убежать. В последние годы К. С. ходил с палочкой, и давай ею лупить бедную актрису до синяков, та от него, а вокруг ошарашенные, как и сама жертва, соучастники педагогического метода. Слёзы, истерика. «Верю! Закрепите самочувствие», – обнимая и целуя несчастную, выдохнул Отец Театра.
Во время спектакля «Годунов» ко мне подсел Мостовой Б.И.и с испуганным восторгом прошептал: «Я сегодня закончил писать мемуары, и мне некому об этом сказать, наверно, так и должно быть: в этой жизни я никогда никого не любил, как и меня никто».
Как-то я напомнил ему об этом.
«Я так сказал? Не помню», – и отошёл без слов.
Не мною подмечено: номинанты на «Оскара» очень часто в один год получают и «Калошу». Актёр выполняет задачи режиссёра, т. е. он должен как портной сшить костюм по фигуре заказчика. А если у того пузо?
Поэт Введенский (?) сказал: «Лучшая форма управления государством – монархия: есть возможность, что случайно по наследству власть получит порядочный человек». Работа в провинциальном театре – сизифов труд. Одно и тоже с тем же результатом – без случайностей.
В начальных классах одним из уроков был танец. «Учительница первая моя» всегда ставила меня в пару со своей дочерью – одноклассницей. Мне это не нравилось. Однажды нам было позволено самим выбрать партнёрш! И я, из-за страха не угодить учительнице, выбрал её дочь. Так, скорее всего, выглядело со стороны. На самом же деле мне не хотелось их обидеть. Недавно, припоминая школьные годы, обнаружил, что почти никогда не ходил на вечера, а если случалось, никогда ни с кем не танцевал. Я боялся, что та девочка, которую должен был пригласить тогда, помнила мою «слабость». Даже если забыла – я никогда не забывал.
1959 год. Ижевск, 1 класс.
Воскресными вечерами в нашей школе №30 показывали кино. Вход – 10 копеек. Мы вынужденно устраивались на полу перед экраном, что было неудобно, зато приобщало к пространству «тридцатки».
«Ты где учился?» – вопрос в Ижевске с подтекстом.
В тот день что-то не заладилось с техникой и фильм перенесли. Через неделю я взял с собой сестру Ирину, что на три года меня младше. «Она была с тобой в прошлый раз?» – спросил на входе старшеклассник-контролёр. «Аха». – «Проходите».
Он не поверил, но пропустил.
Полтора часа в темноте зрительного зала я переживал «выгоду» вранья.
Всегда и сейчас, когда при мне врут, я опускаю голову: «Проходите».
В пионерском лагере я впервые явил себя перед зрителями в роли Волка. Провал был грандиозный!
От волнения текст выдавливал из себя и совершенно забыл, по замыслу постановщика, периодически рычать. «Спас» баянист за сценой: он озвучил за меня волчий рык так убедительно, что мы от неожиданности и страха прижались с Красной Шапочкой друг к дружке.
Пацаны аплодировали.
В небесных скрижалях не было записано предначертанности к профессии. В школе мне не удавалось из-за стеснения одолеть перед классом незамысловатый стишок. Только на перемене на ухо учительнице, без свидетелей.
1976 г.
Гастроли в Оренбурге, в городе очень набожном, запомнились не провалом спектакля «Испанский священник», во время действия которого уходили зрители, возмущённые похотливостью и пьянством главного героя, а рыбалкой.
В те годы гастроли тянулись три месяца. Переезды, гостиницы, кипятильники (о них чуть позже), столовые, ранние выезды на сказки и опасное чувство бессмысленности. Спасала рыбалка. Одна из них была выдающейся. После разлива рек образовывались маленькие озерца-лужи, и в них оказывалось много рыбы. В это трудно поверить, но, связав одежды, полотенца, получили что-то вроде бредня. Наловили в него за полдня два мешка щук. Улов дотащили до базара, продали «в лёт», купили ящик коньяку и ящик водки. Привлекли коллег отметить событие.
На другой день пришлось отменить спектакль – некому было играть: в номерах шёл разговор за жизнь.
Оставшиеся гастроли с обретёнными (протрезвевшими) артистами отработали на энергии интереса к самим себе и партнёрам.
Надо было крепко выпить, чтоб просветлеть, осмелеть задуматься в то идеологическое время, проговориться и найти рифму своим загнанным в потёмки мыслям в забитом, как и ты, собрате.
А с кипятильником такая история. Пользоваться ими в гостиницах было запрещено. Стук в дверь.
– Добрый вечер. У вас кипятильник есть?
– Есть. Вам какой большой или маленький?
– Давайте оба. Я директор гостиницы.
В Перми я приятельствовал с актёром – басом театра Оперы и Балета. Перед международным конкурсом вокалистов в Париже директор опрометчиво пообещал ему, если он выиграет, то любая его прихоть будет исполнена. Мой друг получил Гран-При. На банкете по приезде опустили люстру в зрительном зале и он, взобравшись на неё, летая над креслами, получал удовольствие.
… я жалкий огрызок без своей матушки, отца. Без них я и сейчас не целое с самим собой.
Когда родители были живы, я имел пространство для отступления.
*********
Текст для альманаха к 90летию обл. библиотеки им. Фёдорова.
В Кемерово нас занесло из Перми в конце 70-тых.
В аэропорту слоган «Кузбасское – лучшее», а всё лучшее – детям, продолжил я про себя масонскую «премудрость» и двинулся на поиски театра: традиция встречать актёров ещё не привилась.
Я ехал по городу, и мне всё меньше хотелось его завоёвывать. Вспоминалось трагическое недоумение мамы по поводу моей профессии и неизменное стенание «где родился – там и пригодился».
Около служебного входа со стороны ул. Ноградской стоял персонаж.
– Театр? – восторженно спросил я у него, показывая на пафосный сталинский пирог, выстроенный для заслушивания резолюций и директив.
Он мощно облегчил нос привычным движением зажима и встряха: «Нет, это баня!»
Мне хотелось застрелиться, но я заставил себя принять его недружественность за шутку.
Мы получили квартиру на ул. Весенней. Год я не сворачивал ни на шаг с пути «работа – дом». Угрюмые, смутные люди окружали меня, даже тени их казались мне темнее и больше обычного. Встретиться взглядами – значит не уснуть всю ночь.
Откуда мне было знать, что каждый третий в этих «местах не столь отдалённых» – и это уже не метафора, сидел или будет сидеть, или имеет родственников среди них.
Очень скоро всё, что потом будет связано с библиотекой им. Фёдорова, станет контрапунктом и к городу, и к театру, в котором я в те годы был незамечаемым «пятым грибом в третьем ряду» на утренних спектаклях.
Оказалось, меня знают в библиотеке, разглядели, и даже предупредительнее чем к другим: однажды позволили почитать Библию где-то под лестницей, вынеся её под юбкой из тайников.
Я был не приспособлен к холодам, потому погибал как обезьяна, привезённая из тропиков. Мои новые знакомые узнавали об этом и приносили в больницу редкие книги из основного фонда!!!
Потихоньку публика персонифицировалась через эти лица. Они стали теми, во имя кого, ради кого существует артист – по слову Марины Цветаевой.
Скоро мы уехали в Ереван. Первая телеграмма после землетрясения «Вы живы – здоровы?» была от Ольги Крылёвой, она и сейчас работает в краеведческом отделе.
Возвращались в Кемерово через десять лет уже из Алма-Аты.
Вахтёры театра с повышенным любопытством передали мне тёплые вязаные вещи, что пролежали у них больше года. «…Дама принесла очень строгая, просила пригласить тебя, мы ей объяснили, что ты давно не работаешь, она же: «Он должен был уже вернуться»!!! Позже я с ней познакомился, она была библиотекарем.
Фиолетовый звук, обратная сторона ветра – её мир. Как-то в сердцах я назвал её сумасшедшей.
«Это самый желанный комплимент, – не обиделась она, – сойти с человеческого ума цель моей жизни». Ницше сказал: «Когда обезьяна сошла с ума – она стала человеком».
Наверняка у него есть определение человека сошедшего с ума.
По отношению к ней, сумасшествие – синоним вызова.
Она, верящая в реинкарнацию, уверяла, что во мне живёт неуспокоившийся дух Сергея Рахманинова. Удивительнее всего, что в моей сумке в тот момент лежала книга из серии ЖЗЛ о нём.
Она считала Кузбасс местом духовного возрождения России и возвращение наше ставила через запятую в один ряд – добрейший человек.
Я меняюсь, входя в библиотеку, включаюсь в её атмосферу, ужас существования улиц отступает, и я уже не раб той обезьяны, что живёт во мне, и всё любезно и любимо.
Раньше на контроле сидела бабушка, когда она заканчивала оформлять пропуск, ей хотелось поцеловать руку, потому что делала она это подчёркнуто неторопливо, ведя вроде необязательный диалог, но через него ты понимал, что попал в заповеданное место, суеты нетерпящее.
Каждому человеку должно быть куда придти, где его ждут. Этим местом остаётся библиотека им. Фёдорова, и там по прежнему есть, кому целовать руки.
Текст для не вышедшей театральной стенгазеты к 65летию ВОВ. «У моего отца парадных снимков не было, его награды за участие в ВОВ лежали в доступном месте, и мы с братом легко пользовали их для игр.
Отец не возражал. Скорее всего, я их обменял на марки, со временем.
Думаю, что когда он узнал об этом, то не огорчился: его отношения с властью были сложными и знаки внимания от неё принимались без пафоса, иначе не объяснить почему в 70-х годах он подал заявление о выходе из Компартии.
У него было огнестрельное ранение в живот из тех лихих молодых лет. Получил он эту пулю не на фронте, а при обстоятельствах за которые его разжаловали, возможно, это была дуэль.
Мама очень любила его, иначе не родила бы шестерых детей. За всю жизнь он ни разу!! не назвал её и нас, детей, по имени!!! Мы, сыновья, были у него «молекулы», а дочери – «малявки».
Он никогда не обнимал меня и не говорил ласковых слов. Но больше чем он меня никто не любил, кроме мамы, конечно. Я редко бываю на его могиле в Ижевске, в последний раз, когда я там был, в его оградке росли любимые им грибы маслята и не ко времени и не по почве – так он приветствовал меня, иначе не объяснить этой причуды.
После собрания коллектива, вспомнил своего любимого Швейка. Он спросил знакомого денщика, может ли тот по приказу своего офицера сожрать ложку его кала? «Если господин лейтенант прикажет – я сожру, только чтоб в нём не попался волос. Я страшно брезглив, и меня тут же стошнит».
Ещё недавно утирались – Божья роса. Сегодня вдруг явлена разборчивость, и «во всё воронье горло» концепция счастья – мы «зеркальным шкафом интересуемся».
В Большом идет «Хованщина». Хованский выезжает на лошади, с булавой, и поет басом «Дети-и мои-и... Спаси Бог!» Это, по замыслу режиссера, должно быть «с рычанием». Все было хорошо до тех пор, пока не поехали на гастроли в Ла-Скала. Реквизит погрузили, а лошадь договорились взять из местного цирка. В Ла-Скала сцена для улучшения акустики наклонена. Привели лошадь. Одели ее под стрелецкую, подняли артиста Бориса. Лошадь от его веса, крякнув, присела. Артист сидит, готовится, откашливается. Подходит их выход. Лошадь выводят, она упирается на наклонной сцене и вдруг у нее под ухом «Дети-и... мои-и...» Она начинает мотать головой, бросаться слюной, брызгами. Вновь подходит его место. Он уже осторожнее «Дети-и... мои-и...» Лошадь снова брыкаться. Артист ее по голове булавой – тюк. Лошадь на передние колени упала и описалась, а так как лошадь не пудель, то бурлящий между ног поток устремился на суфлерскую будку. Итальянцы, народ темпераментный, привстали, чтобы лучше видеть. В самый последний момент из будки взметнулась рука и, описав полукруг, направила поток мимо будки в оркестровую яму. Музыканты врассыпную. Спектакль остановился. Публика визжала и, крича «Браво», аплодировала минут 20. Артист сидит на лошади и говорит: «20 лет пою – такого успеха не было!»
Декабрь 2010 г.
Зрители есть или нет – всё равно. Ведь результат живёт вне меня и ко мне уже не имеет отношения.
Зритель – морковка: морковка, она морковка и есть, как ещё объяснить, что такое морковка? (по Чехову)
Как жизнь, которую надо прожить, едва её касаясь – это уже К. Кастанеда.
САМОВЫЯВЛЕНИЕ на сцене – это поиск предназначения, акт самопознания через взаимодействие с партнёрами, тайна, в которую погружаешься, открывая самого себя, время.
САМОВЫРАЖЕНИЕ – рациональное предъявление себя зрителям, через навыки.
Актёры самовыражения скучны, не искренни, честолюбивы. Они как та бабка, что ставила по праздникам свечку перед образом Георгия Победоносца, завсегда показывая кукиш змею, изображённому на иконе, говоря: вот тебе, святой Егорий, свечка, а тебе, сатана, шиш. Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел и явился к ней во сне и стал стращать: «Ну, уж попадись ты ко мне в ад, натерпишься муки». После этого баба ставила по свечке Егорию и змею. Люди спрашивают – зачем она это делает? Да как же, родимые! Ведь не знамо ещё куда попадёшь: либо в рай, либо в ад».
Источники:
http://www.ognikuzbassa.ru/category-art/696-oleg-kukharev-sluchajnye-zapiski-nekhoroshego-cheloveka
Фото: https://vk.com/id93045458
